— Я могу и читать по-английски, — сказала девушка. — Чтобы уничтожить империализм, нужно знать его язык.
— Правильно думаете, — согласился Ремо.
— На какой-то период времени вы можете быть железным тигром, но в конечном счёте всё равно окажетесь бумажным тигром. В конечном счёте железным тигром окажется народ.
— Ничего не могу возразить против этого, — сказал Ремо. — Вот дамская комната, — указал он на знак, который она пропустила.
— Спасибо, — сказала девушка и вручила ему маленькую книжку в красном переплёте. — Храните её, как свою собственную жизнь.
— Конечно, — ответил Ремо, беря книжку в пластиковой обложке.
Затем она повернулась и, всё ещё закутанная в слишком широкий плащ, промаршировала в дамский туалет. Ремо мог поклясться, что, прежде чем войти внутрь, она вытащила из кармана кусок туалетной бумаги.
— Вижу, ты уже вовсю читаешь пропаганду, которую всучила тебе эта маленькая шлюха-соблазнительница, — заявил Чиун, торжествующе и одновременно презрительно глядя на книгу.
— Она просто ещё подросток, Чиун.
— Тигрята тоже могут убивать. Дети — это самый злобный народ.
Ремо пожал плечами. Он всё ещё испытывал чувство благодарности к Чиуну за то, что тот пошёл с ним. Благодарность и удивление. В памяти Ремо был жив тот инцидент в Сан-Франциско.
Президент объявил о предстоящем визите в США китайского премьера.
Ремо в это время работал над глубоким дыханием, глядя на мост Голден Гейт, и представлял себе, как он бежит по опорам и регулирует вдох и выдох.
Чиун очень быстро привёл Ремо в форму. И удивляться тут нечему — старик посвятил этим «наукам» всю свою жизнь, начав тренироваться восемнадцати месяцев отроду. Приступая к подготовке Ремо, Чиун сообщил, что для серьёзных занятий Ремо опоздал по меньшей мере на двадцать шесть лет, по всё равно он, Чиун, сделает всё от него зависящее…
Мысленно Ремо находился уже в дальнем конце моста, но вдруг услышал вопль.
Он моментально очутился в комнате. Чиун неистово ругался по-восточному, глядя в телевизор, где в это время выступал президент в присущей ему монотонной отточенной манере. Между прочим, гак президент выглядел куда более правдоподобно, чем когда пытался изобразить теплоту или радость.
— Спасибо и спокойной ночи, — произнёс президент, но Чиун не позволил ему просто так исчезнуть. Ударом ноги он разбил экран телевизора. Телевизор взорвался, осыпав комнату осколками.
— Зачем ты это сделал?
— Ты дурак, — бросил ему Чиун, тряся своей клочковатой бородой. — Ты бледнолицый дурак. Слабоумный идиот. Ты такой же, как твой президент. Белизна лица — это признак болезни. Ты явно болен. Все вы больны.
— Что случилось?
— Случилась глупость, бред. Вы все глупцы.
— А я — то что сделал не так?
— Тебе и не нужно ничего делать. Ты белый. Этого достаточно.
Чиун вернулся к телевизору, чтобы окончательно его доломать. Левой рукой он разбил деревянную крышку ящика, а правой сделал вмятину в корпусе, в результате чего вся стойка вздыбилась, наподобие колокольни. Но и с ней он тоже покончил. Стукнув локтем, он превратил её в груду щепок и осколков.
Стоя перед свалкой из проводов, дерева и стекла, Чиун с торжествующим видом плюнул на всё это.
— Китайский премьер собирается посетить вашу страну, — сказал он и ещё раз плюнул.
— Чиун, где же твоё чувство равновесия?
— А где чувство гордости у вашей страны?
— Ты имеешь в виду, что стоишь за Чан Кайши?
Чиун ещё раз плюнул на остатки телевизора.
— Чан и Мао — это два брата. Они китайцы. Китайцам нельзя верить. Ни один человек не может доверять китайцу, который хочет носить штаны и рубашку.
— Ты что-нибудь имеешь против китайцев?
Чиун молча и медленно открыл ладонь и взглянул на свои пальцы.
— Ты сегодня что-то уж слишком восприимчив. Должно быть, моя учёба помогла тебе. Ты воспринимаешь даже самое малейшее колебание. Ты достиг высшей степени понимания.
— Хорошо, Чиун. Хорошо. Хорошо.
На следующий вечер, проходя мимо третьего подряд китайского ресторана, Чиун плюнул в третий раз.
— Чиун, может, ты прекратишь плеваться? — прошептал Ремо и в ответ получил такой удар в солнечное сплетение, который отправил бы на больничную койку любого обычного человека. Ремо только хрюкнул. Боль, которую ему причинил Чиун, казалось, привела старика в хорошее настроение: он начал мурлыкать про себя, в ожидании очередного китайского ресторана, готовясь плюнуть и на него.
Вот тут-то это и произошло.
Они были огромны — таких огромных мужчин Ремо ещё не встречал. Плечи их были на уровне его головы — широченные плечи. Сильные тела вздымались ввысь, как три больших автомата для продажи сигарет. Головы, размером с хорошую хозяйственную сумку, крепились к плечам тем, что в медицине носит название шеи. Фактически это являло собой тугое кольцо разбухших мускулов.
Они были одеты в блейзеры с надписью «Лос-Анджелесские бизоны». Один из них был коротко подстрижен, у второго свисали длинные жирные волосы,
третий смахивал на африканца. Все вместе они, наверное, весили не меньше полтонны.
«Бизоны» стояли у стеклянной витрины мебельного магазина, гармонично напевая. Лагерные сборы, очевидно, кончились, и они выбрались в город весело провести вечер. Будучи в приподнятом настроении, чуть-чуть под хмельком, они стали приставать к пожилому сморщенному азиату, ни на миг не помышляя о том, что на этом закончится их карьера профессиональных футболистов.
— Привет, приятель из третьего мира, — пропел гигант негр.
Чиун остановился, тонкие руки, которые он держал перед собой, сжались. Он взглянул на негра и промолчал.
— Я приветствую решение президента принять вашего премьера, великого вождя третьего мира. Китаец и человек с чёрной кожей — братья.
Так кончилась блестящая карьера защитника Бэда Боулдера Джонса. На следующий день газеты сообщили, что, по всей вероятности, он сможет ходить не раньше, чем через год. Его два приятеля были отстранены от игры и оштрафованы каждый на пятьсот долларов. В полицейском участке они убеждали офицеров и представителей прессы, что маленький старый китаец подхватил Бэда Боулдера и швырнул на них.
Тренер Харрахэн, по сообщениям прессы, заявил, что «он не самый строгий тренер, но такое оголтелое пьянство разрушительно действует на команду. В результате один из самых лучших защитников в истории футбола остался покалеченным. Он не сможет больше выступать. Это трагедия, которая усиливается очевидной немощью».
В то время как тренер занимался своими проблемами, Ремо разбирался со своими. Он всякими правдами и неправдами старался перетащить Чиуна из Сан-Франциско в Сан-Хуан. Ему это, к счастью, удалось. Именно там, в Сан-Хуане, однажды вечером произошёл сакраментальный разговор.
Чиун отдыхал в своём номере в отеле, где был зарегистрирован под фамилией мистера Паркса, а Ремо — как его слуга. Смит только что благополучно добрался до штаб-квартиры. Ремо шёл к Чиуну и думал, как заставить его принять предложение Смита. Заставить его было невозможно. Можно было только попросить. И Ремо попросил об одолжении.
— Чиун. Мы должны охранять жизнь одной китайской особы и попытаться спасти жизнь другой, тоже китайской особы.
Чиун согласно кивнул.
— Ты сделаешь это?
— Да, конечно. А почему нет?
— Ну, я знаю, как ты относишься к китайцам, вот и всё.
— Отношусь? Как можно относиться к паразиту— вредителю? Но если наши хозяева, которые нас кормят, хотят, чтобы мы охраняли тараканов, это просто наша обязанность.
Чиун улыбнулся.
— Только одна вещь, — поставил он условие.
— Какая именно? — спросил Ремо.
— Если нам полагается получить какие-то деньги от китайцев, сначала нужно получить деньги. Прежде чем начать что-то делать. Буквально на днях они подрядили нескольких человек из моей деревни — выполнить очень опасную работу. Так китайцы не только не заплатили им, но даже пытались избавиться от них.
— Я не знал, что китайские коммунисты подряжали людей из твоей деревни.
— Не коммунисты. Император Чу Ти.
— Чу Ти? Это тот, кто построил запретный город?
— Он самый.
— Что ты имеешь в виду, говоря «на днях»? Это произошло пятьсот лет тому назад.
— Всего лишь один день в памяти корейца. Побеспокойся о том, чтобы нам сначала заплатили.
— Обязательно.
Ремо оставалось только удивляться, когда Чиун охотно согласился подстричь бороду — для задания.
Сейчас они стояли в ожидании у дверей дамского туалета в аэропорту «Дорваль». Поздний сентябрьский дождь монотонно стучал в окна и пробивал насквозь лёгкие летние костюмы. «Нужно как можно быстрее приобрести осеннюю одежду», — подумал Ремо.
— Она, наверное, ворует мыло, полотенца и туалетную бумагу, — предположил Чиун, ухмыляясь.